Таскаево
- Опубликовано 26.05.2019 13:45
1936 год. Жизнь в селе идет, как и прежде, но многое изменилось с приходом советской власти. Жителей собрали в колхозы на полевые работы. Люди уезжали в поля на целые недели, лишь по субботам их отпускали съездить домой и помыться в бане.
Церковь Михаила Архангела закрыли. Коммунисты сняли с неё кресты, а теперь принялись и за колокола.
Даниил Остроухов
Таскаево
рассказ
1936 год. Жизнь в селе идет, как и прежде, но многое изменилось с приходом советской власти. Жителей собрали в колхозы на полевые работы. Люди уезжали в поля на целые недели, лишь по субботам их отпускали съездить домой и помыться в бане.
Церковь Михаила Архангела закрыли. Коммунисты сняли с неё кресты, а теперь принялись и за колокола.
- Семен, Семен! А ну-ка иди сюда, ты здоровый, помогать будешь! – крикнул один из них проходившему мимо Семёну Маркелову. Тот был крепким пареньком, высоким, сильным. Пошел помогать снимать колокола, хоть и сам-то не рад этому был – дело не божеское.
Когда колокола сняли, пошел Семен домой.
- Где же ты был, Сеня, мы тебя заждались, надо в Барабинск ехать, а тебя нет, - сказала баба Марья, его мать.
- Колокола с церкви снимали, - ответил он. Баба Марья посмотрела на мужа. Дед Никанор вздохнул и ответил:
- Что уж тут поделаешь, сказали – деваться некуда.
Никанор Арсентьевич, глава семьи, был уже совсем старым. Ему шел восемьдесят второй год. Дедушка то и дело кашлял, ведь простудился на болотах, когда согнал туда скот и где прятал его от колчаковцев во время гражданской войны.
Марья Алексеевна с дочками – Натальей и Анисьей, поехали в Барабинск. Дед Никанор остался дома. Он сидел на лавке возле забора и махал вслед уезжающей телеге. Рука у него была сжата в кулак. Когда он распрямил её, то на сухой, изъеденной морщинами, ладони лежали рыжие ягоды рябины. Рябину дед почему-то особенно любил, хоть и горькая она была, а ел он её с удовольствием. Привычка такая появилась с детства, когда его дед приучал маленького Никанорушку есть рябину.
1939 год. Шли бои на Халхин-Голе. Собирали солдат для сражений. В их числе оказался и Семён Маркелов. Он уже успел жениться и у него родилась дочка – Клавочка. Прощаясь с женой, он наказывал:
- Дуня, если не вернусь, ты не забудь про меня и фотографию мою сбереги, Клаве про меня рассказывать будешь, да покажешь отцовский снимок…
- Не прощайся, беду накличешь! Вернешься ты, слышишь, вернешься! Или меня захотел вдовой оставить? Не бывать этому! И Клава тебя запомнит, ты её вырастишь, и хорошим отцом ей будешь, понял?
- Сеня! Сеня! – кричит подбегающая к дому баба Марья, - как же? Куда? Ой, Господи, совсем молодых посылают! Куда же?..
- Он вернется, мама, вернется, - успокаивала сноха.
- Сеня! Ох, я же! Я же иконку! Образок-то забыла, дать тебе хотела… Михаила Архангела!
- Мама, ну куда я её? – неуверенно произнес в ответ сын.
- Семён! Поехали уже! – крикнули ему мужики. Семён обнял мать, жену, поцеловал сидящую на руках Авдотьи дочку и запрыгнул в телегу.
- Ой, сынок! Милый! Не увижу я тебя! Ох, не увижу! – кричала Марья Алексеевна, бежав за телегой, не чувствуя своей старости. Наконец, она остановилась и стояла молча, одна на дороге. Семён не оглядывался. Баба Марья крестила его в след и плакала, вытирая слезы краем платка. Лишь, когда телега выехала из села и старые избы стали пропадать из виду, Семён оглянулся. Дорога была пуста.
Вот и сражения. В окопе Маркелов сидел неспокойно. В этих боях недавно погибли два брата его жены. Ему натерпелось отомстить врагу. Он первый выскочил из окопа.
- За победу! За Ефима! За Егора! – крикнул Семён и первая пуля ему. Такого солдата трудно не заметить. Через двадцать минут бой кончился. В Таскаево пришла похоронка. Авдотья читать не умела, но Марья Алексеевна была грамотной. Сноха принесла конверт свекрови.
- Погиб! – прочитала страшные слова баба Марья и заплакала, - закрыли церковь! Не защищает больше нас Михаил! Мы во всем виноваты!
Баба Марья умерла в 1956 году в возрасте девяносто семи лет. На Великой Отечественной войне она потеряла еще двух сыновей и четырех зятьев. Все дочери Марии Алексеевны овдовели, младшей из которых не было тогда и тридцати лет.
Клавдия Семёновна выросла хорошим человеком, но не успела запомнить отца и через всю жизнь пронесла то единственное маленькое фото, которое осталось у её матери.
Маркелова Мария Алексеевна (1859-1956)